Поводырь - Страница 20

И не нужно меня называть бунтовщиком и революционером. Я последствия одной революции уже видел, а в другой, тихонькой, и сам участвовал. Вечером люди спать ложились – одно государство на дворе было. Утром проснулись – уже другое. И думаешь, кто-то протестовал? Ни фи-га. Всем надоело. Люди порядка хотят и спокойствия. В мое время это "уверенность в завтрашнем дне" называлось. Так вот, как царей на Руси не стало, так и это спокойствие тоже куда-то делось. Все стало общим. То есть – ничьим. Группа товарищей в Кремль села – и ну давай декреты по стране рассылать. А страна читает и приговаривает: ты глянь, какие молодцы, как много слов мудреных знают! Как-то так и пошло. Столица сама по себе – страна тоже отдельно. А раз хозяйство у каждого свое, то и тащит каждый в свою сторону. Правители – у народа, народ – у правителей. Даже присказка такая появилась – сколько у государства ни воруй, своего все равно не вернешь… Подлое время. И последней нотой этого балета – демократия. Нет. Сначала – гласность, когда стало можно воров называть ворами. А только потом, как гласность отменили, появилась демократия. Называть стало можно кого угодно как угодно, кроме самого главного демократа. Вроде как – все воруют, а он, там наверху, такой белый и пушистый. Причем реально – воруют все. Рабочие с заводов, директора у рабочих, чиновники у директоров и рабочих. И ведь все знают. Обсуждают и осуждают. Подсчитывают – кто сколько у кого украл в этом году, и каков прогноз на год следующий. Программы по борьбе сочиняют. Деньги выделяют. Смешно, право слово.

И главное, спросить не с кого! Все временные. Верховный – временный. Министры – назначенные. Чиновники – на зарплате. Народные избранники – это вообще диагноз. Так что не переживай, Герман. Не собираюсь я заговоры против законной власти устраивать, а даже совсем наоборот. Зубами глотки врагам самодержавия рвать готов. Потому что у всего должен быть хозяин. Пусть не ахти какой, но он не продаст китайцам всего, до чего сможет дотянуться. Не разбазарит и не профукает, ибо знает – ему еще детям нужно что-то оставить. Каждый царь что-то да прибавил. Где-то да откусил. В чем-то да преуспел. Все в дом. Все детям. А как не образовалось наследника – тут смутное время и начинается. Не для кого хранить и преумножать. Некому о наследстве отцовом позаботиться.

И надежду людям может Империя дать, что есть справедливость на земле, а не только бабло. Пусть даже не справедливость, без которой как-то живут, а только надежду – без нее и жить-то не хочется. Вот так-то.

А сейчас заткнись и не нервируй меня. Мне еще хитрому извозчику нужно объяснить, что и как он должен будет сказать местному смотрителю, чтоб тот со всех ног побежал будить телеграфистов и эсэмэску Караваеву слал. Да такие слова подобрал, чтоб я этой твари в Каинске уже не застал.

И взятки я решил брать. Дело привычное. За гуся вон платить не стану, если не спросят. Мне еще чугунку строить и экономику края подымать. Месторождения разрабатывать и заводы основывать. Народ новый на пустующих землях размещать. На свои я этого точно не осилю.

Эх, так и не спросил сотника, почему он командира лисованом назвал. Знатное прозвище. Такое заслужить – это еще постараться нужно. И много чего о человеке говорит. Непрост, ох, непрост атаман Суходольский. Но, похоже, с бароном они характерами не сошлись. Не верю я, что Степаныч за пару дней ко мне такой любовью воспылал. Скорее, инструкции четкие получил – коли новый губернский начальник человек приличный, добиться благосклонного его отношения к казакам. Вот бесхитростный Безсонов и решился меня предупредить. Улыбается, поди, сейчас во сне. Нахваливает себя. Экак у него все лихо да хитро вышло. И барону по носу щелкнул, и к казакам губернатора лицом повернул. А придется немчика охранять – так это и вовсе славно. Поближе к телу – послаще кухня.

Так и меня эта ситуация устраивает. Держаться меня будут казачки. Жилы за меня рвать. Потому что как с новым господином выйдет – только Богу известно, а я – вот он. Самые крепкие отношения всегда основаны на взаимном интересе. Это не я придумал. Психолог сказал, к которому мы с бывшей перед разводом приходили. Он про супружеские отношения говорил, но это к чему угодно подходит.

Поговорил с Кухтериным. Честно сказал – чего хочу и к чему это приведет. Прислушался к настоятельным рекомендациям совести и объяснил, чем это может грозить ему лично. Слава Богу, ранен ямщик был в бок, а не в голову, — минутой спустя оценил свое участие в операции по дезинформированию вероятного противника в рубль. Дал трешку одной купюрой. Хитрован заявил, что сдачи нет, рассыпался в благодарностях и отправился на задание. А я лег и задул свечу.

Подумал – это сколько же нужно обобрать ульев, чтоб всю губернию свечами снабдить?! Вспомнил про керосин. Попытался припомнить, как его делают. Все сводилось к примитивнейшему самогонному аппарату. Осталось найти нефть в промысловых количествах и не слишком глубоко. Те месторождения, что я знал и до которых мог дотянуться, находятся на глубине больше двух километров. Приказал себе запомнить – поинтересоваться у инженеров, на какую глубину сейчас бурят.

Долго лежал просто так, прислушиваясь к далекому лаю собак и стрекотанию телеграфного механизма. Понял, что засну и забуду о нефтяных дырках. Пришлось вставать, зажигать свечу, искать куда записать. Потом – чем записать. Потом – куда положить, чтоб не забыть. Сна не было ни в одном глазу, так что сел к столу и из подручных материалов сварганил небольшой блокнотик. Такой, чтобы в карман удобно было складывать. К нему присовокупил карандаш с надписью на немецком: "карандаш". Похихикал: это боши специально для России подписали или сами тупят? Если для нас, то почему не по-русски? Еще раз хмыкнул, когда вспомнил, что вроде как и сам теперь не совсем представитель титульной нации.